П.А. Браун

Если говорить официально, профессор Томас Карлович Ребане был заведующим Лаборатории атомов и молекул и одним из ключевых сотрудников теоретического отдела, во многом определявшим его лицо. Для меня же он был учителем, потом соавтором на протяжении нескольких десятилетий и близким человеком. Хорошо помню нашу первую встречу в его маленькой квартире на Торжковской улице в начале моей аспирантуры. Тема моей дипломной работы оказалась тупиковой, надо было все начинать заново, и я ощущал себя неуверенно. Т.К. рассказал мне тогда о своей статье (совместно с Моисеем Наумовичем Адамовым), которая показалась мне полностью понятной и простой настолько, что я к следующей встрече набрался наглости и предложил ее некое развитие. Позже я понял. что это был фирменный стиль Т.К. при общении с молодыми сотрудниками, нацеленная на то, чтобы юнец поверил в свои силы: изложить задачу так, чтобы она показалась до абсурдности простой, оставляя рассказ о подводных камнях на будущее.

Томас Карлович не читал лекций, возможно, потому, что часто и тяжело болел, но в личном общении объяснял физические задачи блистательно. Он явно чувствовал себя среди квантовых объектов как дома и в области теории атомов и молекул, по-моему, знал все. Его активное занятие реферированием (для "Реферативного журнала", "Оптики и спектроскопии" и других изданий) было во многом мотивировано желанием быть на уровне. В научной работе он чаще всего не использовал изощренной математики. Чуть-чуть утрируя, можно сказать, что он умудрялся получать важные физические результаты "на пальцах". Желающие понять, что я имею в виду. могут ознакомиться с его опровержением тезиса об обязательном диамагнетизме молекул с замкнутой оболочкой или, если если говорить о последних работах, с выводом границ энергий связанных систем гравитирующих бозонов.

Научные интересы Т.К. были весьма многосторонни. Мне представляются наиболее важными его работы в области молекулярного магнетизма. Прежде всего, это упомянутая работа о возможности парамагнетизма систем с замкнутой электронной оболочкой, где им была обнаружена ключевая роль узловых поверхностей электронной волновой функции, неизбежно существующих у системы более чем двух электронов. Это теория магнетизма pi - электронных систем, включая модный сейчас двумерный графит (графен). Принципиально важна созданная Т.К. теория электронного вклада в колебательный магнетизм симметричных молекул, где Т.К. с первого взгляда понял, что весь этот влад носит чисто неадиабатический характер. После того как это было осознано, фактическое вычисление электронного вклада, в котором я принял участие, было уже делом техники.

Т.К. занимался вариационными принципами квантовой механики, соотношениями для компонент сферических тензоров, характеризующих атомные матрицы плотности, ... и много еще чем. Печатные работы Т.К. детальны, полностью лишены саморекламы, несколько тяжеловесны, можно сказать, "немецкие" по стилистике; их результатами можно гарантированно пользоваться без перепроверки.

Мне и другим аспирантам было легко с Т.К. Он всегда был тактичен, подчеркнуто уважителен (всегда, даже после десятилетнего общения, называл собеседника по имени-отчеству), никогда не повышал голос. Однако в других ситуациях он мог быть насмешливым, вспыльчивым и резким, особенно когда речь шла о погрешностях против научной этики. В публичных выступлениях он говорил только то, что думал, хотя, разумеется, и не все, что думал.

Среди моих ярких зрительных воспоминаний о Томасе Карловиче - наши встречи в Петергофе по дороге от дома к Университету. Т.К. и Валентина Николаевна каждое утро выходили на прогулку, обычно одетые в черное; шли быстро, изредка перебрасываясь словами, улыбаясь знакомым. Им было хорошо вместе.

Смерть Томаса Карловича для нашей кафедры означает исчезновение одного из научных направлений и определенной исследовательской традиции. Для меня утрата Томаса Карловича невосполнима.

П.А. Браун, 2013.